08 Февраля 2022
Взятый в полет Райхелем портфель также содержал аэрофотоснимки, карты масштаба 1:100000 с нанесенными на них расположениями немецких частей, штабов, путями выдвижения к переднему краю и рубежами развертывания. Одним словом, генерал Штумме и его подчиненные имели веские причины паниковать.
Вечером 19 июня, когда офицеры штаба XXXX корпуса лихорадочно пытались отыскать следы пропавшего майора, военный комиссар советской 76-й стрелковой дивизии батальонный комиссар Михаил Русов направил политдонесение командованию 21-й армии, которое сообщало о дневном происшествии в полосе обороны соединения:
«Бойцы 93-го стрелкового полка сегодня огнем из пехотного оружия сбили низколетящий немецкий самолет Ме-109 (комиссар ошибается, сбили физелер-шторьх. – Авт.). Самолет упал в расположении полка. Причем один немецкий летчик разбился, другой оказал сопротивление и был убит бойцами. У летчика изъяты очень ценные оперативные документы немецкого командования.
Самолет был сбит при следующих обстоятельствах:
Днем Ме-109 появился над расположением 1-го батальона, командиром которого товарищ Скорик и военком политрук Савельев, и, вероятно, потеряв ориентировку или намереваясь бомбить или штурмовать, стал снижаться.
Военком батальона политрук Савельев и сержанты-комсомольцы Ахундов, Трегубец и Семенов открыли по нему огонь из винтовки и трех автоматов…»
Судьбы перечисленных в политдонесении младших командиров мне установить не удалось. Командир батальона старший лейтенант Михаил Скорик погибнет 17 июля 1942 года, комиссар – 30 октября того же года. Политрука представят к награждению орденом Отечественной войны I степени, но получить его Виктор Савельев не успеет… Они, скорее всего, так и не узнали о громадной ценности документов, которые им удалось получить.
Портфель майора Райхеля практически без задержек доставят в штаб 21-й армии. Там, переведя первые строчки распоряжения генерала Штумме командирам двух танковых дивизий, в буквальном смысле ахнут. Полученные документы свидетельствовали, что главный удар в летней кампании 1942 года немцы готовятся нанести всё-таки на юге, и до начала наступления остаются, если не считанные часы, то дни.
К такому выводу пришел и главнокомандующий войсками Юго-Западного направления Семен Тимошенко. Ему на стол легли несколько копий перевода документов. Одну из них вместе с оригиналами на транспортном «Дугласе» в сопровождении звена истребителей срочно отправили в Москву.
Семен Тимошенко 20 июня сообщал в Ставку по телеграфу: «Не исключена возможность, что противник может узнать о том, что самолет его сбит в расположении наших войск, и может внести кое-какие изменения или отложить по времени. Нам думается, что коренного изменения не последует, поскольку группировки противника, видимо, в основном уже сосредоточены, и направление, избранное им для удара, до сегодняшнего дня являлось выгодным…»
Далее Семен Тимошенко изложил меры, принятые им для укрепления обороны Юго-Западного фронта. Москва молчала. Стартстопный телеграфный аппарат сухо щелкал с частотой взволнованного человеческого пульса, не выдавая ленты. Тимошенко ждал. Он знал, что на том конце провода его сообщение читает Сталин. Наконец барабан дернулся, лента поползла…
… В XXXX танковом корпусе некоторые сведения о майоре Райхеле смогли получить ближе к полуночи. Из 336-й пехотной дивизии сообщили, что примерно в 10 часов 30 минут физелер-шторьх первый раз пролетел над ними. Начинался дождь, ухудшалась видимость, низкая облачность заставляла самолет прижиматься к земле. Он еще несколько раз пролетит над расположением дивизии по разным направлениям.
Пилотировал физелер-шторьх опытный летчик обер-лейтенант Дехант. Он хорошо знал местность, выполнял инструкторские полеты с молодыми коллегами. Нельзя исключать, что офицер в условиях плохой видимости излишне доверился приборам, а полет проходил в районе Курской магнитной аномалии, где компас – прибор ненадежный. В результате физелер-шторьх майора Райхеля постигла та же участь, что и ПР-5 генерала Александра Самохина.
Немецкий самолет после обстрела из автоматов и винтовки вошел носом в болотистый грунт вблизи села Сурково (ныне Белгородская область).
Той же ночью генерал Штумме просит командира неподчиненной ему 336-й пехотной дивизии с утра 20 июня организовать поиск на месте предполагаемой гибели майора Райхеля. Для решения этой задачи выделяют усиленную роту, от которой требуется найти упавший самолет, установить обстоятельства его падения, судьбу офицеров и документов, находившихся при них.
Выйти к месту недавнего происшествия гитлеровцам удается, не привлекая внимания наших войск. Самолет упал на удалении от переднего края советской обороны в овраг, дно которого не просматривалось со стороны позиций 93-го стрелкового полка. Точное место падение физелер-шторьха показал немцам один из советских перебежчиков, перешедших на сторону врага в ночь с 19 на 20 июня.
Вернувшись, командир роты доложил, что офицеров и документов они не обнаружили, с самолета советскими бойцами снято вооружение и навигационное оборудование. Рядом с местом падения найден свежий земляной холмик, вероятнее всего, могила. Командир роты получает новый приказ: с наступлением рассвета вернуться, вскрыть захоронение и, если в нём обнаружатся трупы, забрать их. И эту задачу немцы выполняют незаметно для наших войск. В доставленных трупах опознают майора Райхеля и обер-лейтенанта Деханта. Документов при них не нашли.
Гитлер, узнав о происшествии, приказал отдать под суд генерала Штумме, его начальника штаба и командира 23-й танковой дивизии генерала Ганса Фрайхерра фон Бойнебург-Ленгсфельда.
… Лента ползла. Связисты передавали её Семену Тимошенко частями, не дожидаясь конца передачи. В сухо и монотонно отбитых телеграфом буквах маршал уловил озабоченность Верховного:
«… Возможно, что перехваченный приказ вскрывает лишь один уголок оперативного плана противника. Можно полагать, что аналогичные планы имеются и по другим фронтам. Мы думаем, что немцы постараются что-нибудь выкинуть в день годовщины войны и к этой дате приурочивают свои операции…»
Далее Сталин в основном утвердил предложенный Тимошенко план усиления обороны фронта.
Ободренный ходом состоявшихся переговоров, маршал рискнул попросить у Верховного резервы. Ответ пришел незамедлительно. По тому, как дрогнуло лицо Тимошенко, присутствовавшие при разговоре начальник штаба фронта Иван Баграмян и член военного совета Никита Хрущев поняли, что Сталин раздражен:
«Если бы дивизии продавались на рынке, я бы купил для вас 5–6 дивизий, а их, к сожалению, не продают. Всё. Всего хорошего. Желаю успеха».
Эти слова Сталина дали и продолжают давать основания некоторым исследователям считать и утверждать, что Ставка не поверила документам из портфеля майора Райхеля и не выделила дополнительных резервов Юго-Западному и Брянскому фронтам.
Известный историк Алексей Исаев отмечает: «Ставка и командующие фронтами, полагая, что наступления подготовлены и на других участках фронта (направление главного удара еще не определилось), не сочли возможным произвести крупные перегруппировки сил и средств по итогам анализа информации, содержащейся в захваченных документах».
Далее приводится расстановка сил на советских фронтах к 27 июня 1942 года, призванная доказать, что Ставка не сделала должного вывода после изучения документов из портфеля майора Райхеля.
На центральном направлении, от Холма до Орла, Москва сосредоточила 36 % стрелковых и кавалерийских, а также 51,6 % танковых соединений. На северо-западном направлении (от Онежского озера до Холма) – 31 % стрелковых и кавалерийских дивизий и 11,1 % танковых соединений. На юго-западном направлении (от Орла до Азовского моря) – 22,6 % стрелковых дивизий и 33,3 % танковых бригад.
Цифры абсолютно достоверные, но, как часто случается, статистика, опираясь на точные данные, объективной картины все-таки не дает. Лукавство в данном случае заключается в том, что Брянский фронт прикрывал как московское, так и воронежское направления. Его пять общевойсковых армий и формирующаяся танковая армия занимали полосу обороны протяженностью 350 километров, от Белева – на севере до Ржавы – на юге.
Мне же кажется, что Ставка в тех условиях сделала всё возможное для усиления южного направления. В июне 1942 года перед ней стояло много сложных задач. Генеральный штаб едва успел закрыть резервами брешь на фронте, образовавшуюся после неудачной Харьковской операции. Погибла в окружении 2-я ударная армия Волховского фронта. Ставка начала накапливать резервы для наступления на ржевском направлении и для очередной попытки деблокировать Ленинград. Она вновь окажется неудачной, но сорвет план захвата гитлеровцами города силами 11-й армии Эриха фон Манштейна, которую перебросят на север после захвата ею Севастополя.
О реакции Ставки на сведения, полученные из портфеля майора Райхеля, в послевоенных мемуарах рассказывает маршал Иван Баграмян, на тот момент начальник штаба Юго-Западного фронта: «Ставка проявила исключительную оперативность. Для срыва ожидающегося наступления на стыке двух наших правофланговых армий (21-й и 28-й. – Авт.) она передала с Брянского фронта в наше распоряжение 4-й танковый корпус и потребовала использовать его с севера, а с юга наши танковые корпуса быть готовы в случае перехода в наступление волчанской группировки противника разгромить её фланговыми ударами. В целях усиления нашего фронта срочно по железной дороге перебрасывались на станцию Новый Оскол из резервов Ставки 21-я и 159-я танковые бригады. Командующий ВВС Красной Армии генерал А. А. Новиков и командующий Авиации дальнего действия генерал А. Е. Голованов получили приказ организовать массированный удар авиацией фронта и дальних бомбардировщиков по району сосредоточения противника на стыке 21-й и 28-й армий».
Получил Тимошенко и свежую стрелковую дивизию, о которой просил Сталина.
Левофланговая 40-я армия Брянского фронта под командованием генерала Михаила Парсегова, по которой придется первый удар в операции «Блау», получила две танковые бригады к уже имеющимся двум. Также ей передали две стрелковые бригады. В тылу объединения заняла оборону подчиненная фронту 284-я стрелковая дивизия, усиленная отдельным артиллерийским полком и истребительно-противотанковой артбригадой.
При этом и до усиления армия Парсегова по численности превосходила другие объединения фронта. К моменту описываемых событий в её состав входили 6 стрелковых дивизий, 3 стрелковые бригады, 2 танковые бригады. Их общая численность составляла 80 427 человек. В полосе обороны армии начали развертывание еще две танковые бригады – 115-я и 116-я. С началом операции «Блау» сюда для организации контрудара по прорвавшимся немцам перебросят три танковых корпуса – 4-й, 17-й и 24-й, который выведут из состава Юго-Западного фронта.
Многие считают его передачу накануне операции «Блау» вначале от Голикова к Тимошенко, а потом обратно, ошибкой. Соглашусь, не самое оптимальное решение. Однако следует знать, что и после передачи 24-го ТК Юго-Западному фронту в составе Брянского оставалось громадное количество танков – больше, чем во всей немецкой группе армий. В состав Брянского фронта входило самое мощное на тот момент советское танковое соединение – 1-й ТК, на вооружение которого поступили Т-34, оснащенные новой башней с улучшенным обзором и командирской башенкой. Здесь завершала формирование 5-я танковая армия под командованием генерала Александра Лизюкова в составе трех танковых корпусов.
Но при всем этом следует признать, что Ставка резервов с центрального направления не снимала. Благодаря успешной дезинформационной операции «Кремль», проведенной немцами, советское верховное командование, даже в первые дни наступления немцев на Воронеж, продолжало считать, что главный удар в летней кампании 1942 года противник нанесет на московском направлении.
(Продолжение следует)
Константин КОРОТОВ,
генеральный директор
«Корпорации развития Камчатки»