31 Мая 2016

275 лет исполнилось  со дня открытия  русской Америки и 25 лет со дня официального похода камчатских парусников к берегам Аляски.

 Немного предыстории. 

В сентябре 1990 года  камчатский крейсерский яхтклуб получил официальное приглашение от губернатора Аляски  Брюсса Батэлло посетить  самый северный штат Америки  и принять участие в праздновании 250-летия со дня открытия русскими мореплавателями самой далекой земли Российской Империи. Приглашение было принято, и в июне 1991 года три камчатских яхты отправились в дальнее плавание. Ниже мы приводим воспоминания участника похода Евгения Панченко. Впервые его воспоминания были опубликованы в Соболевской районной газете «Рассвет» в 1992 году.

Вообще, с открытием Русской Америки  у историков возникло много вопросов. Официально считается, что  первые русские, которым открылись берега Аляски, были моряки со «Святого Павла» под командованием Алексея Чирикова в 1741 году. Однако значительно раньше берега далекой северной земли (1648 году) увидели члены экспедиции Семена Дежнева. В 1732 году на боте «Святой Гавриил» Михаил Гвоздев достиг побережья Аляски в районе мыса Принца Уэльского. Он определил координаты и нанес на карту несколько сот километров побережья полуострова Сьюарт, затем вернулся в Нижне-Камчатский острог.  В 1772 году на Алеутских островах было основано первое торговое русское поселение. С точки зрения истории из этих дат трудно выбрать ту, которая является точкой отсчета со дня открытия русскими первопроходцами Аляски. А последнюю дату, пожалуй, можно взять для исчисления срока для такого понятия, как Русская Америка.

Все в нашей истории непросто. Русская Америка была продана США  в октябре 1867 года за 7 миллионов 200 тысяч долларов. Об этой торговой акции  рассказывалось  много. С одной стороны существует версия о чисто коммерческом характере сделки. По другой версии царское правительство Александра II (царя Освободителя)  было вынуждено продать Аляску, иначе ее рано или поздно забрали бы силой Соединенные Штаты Америки, а у России не было сил и возможностей ее защищать. После поражения в Крымской (Восточной) войне международное положение Российской Империи было едва ли не самым худшим, начиная с 1725 года. Кстати, последним губернатором Аляски был князь Дмитрий Максутов, герой обороны Петропавловского порта 1854 года.

 Вячеслав СКАЛАЦКИЙ

(Продолжение. Начало в № 106 от 25.05.2016)

 Непредвиденные обстоятельства

 На вторые сутки, при абсолютно ясном небе, начинает крепчать ветер. Убираем стаксель, рифим грот (уменьшаем площадь паруса) на третью пол­ку. Курс полный форде­винд, скорость ветра в порывах до 30 м/сек. В 20:00 сдаем вахту Ветрову и Струначеву. Залезаю в спальный мешок. Минут через 30 зовет Ветров – надо поста­вить штормовой стаксель и убрать грот. Чертыха­ясь начинаем с Соколо­вым облачаться в «непромоканцы». Вылезаем на палубу, там свето­преставление. Скорость ветра возросла до 40 м/сек., в воздухе –  сплош­ной гул, за кормой взды­маются десятиметровые валы. О том, чтобы по­ставить передний парус, уже не может быть и ре­чи. Ветров двумя руками вцепился в румпель, с трудом удерживая курс, лаг — зашкаливает.  Струначев и Соколов спускают грот. В этот момент лопается завалталь, и гик со свис­том летит с левого борта на правый. Благо, ребята находятся в районе мач­ты. Какое счастье, что ванты выдержали удар. Соколов одной рукой уцепился за мачту, другой держит Струначева, судорожно сучащего ногами по палубе. Думаю: «Хана, зашибло», но Гена просто не удержался на ногах и не может подняться с мокрой и скользкой палубы. Через мгновенье гик сно­ва летит на левый борт. Положение критическое.  Наконец удается опустить гик на палубу и закре­пить  его.

Под голым рангоутом ( отсутствие парусов) скорость 6 узлов. Все четверо приходим в себя в кокпите. Сзади вырас­тает волна. Яхта начина­ет приводиться. Тонны воды прокатываются по палубе. Следом за этой волной вырастает новая. Что-то ужасное закрыло собой  еще светлеющее небо. Яхту стреми­тельно бросает в брочинг ( яхта теряет управление). Ветров бессилен что-либо сделать. Он оглядывается назад, а когда поворачивается к нам, глаза его расширены, мы слышим  крик: «Му­жики, п…ц!». Здесь меня впервые охватывает ужас. Огромная масса воды об­рушивается сверху. Мерт­вой хваткой вцепились мы друг в друга. До сих пор не могу понять, как нас не вышвырнуло из кокпита. Вода схлынула с палубы, но кокпит полон.  Вокруг творится такое, что у меня нет слов, чтобы описать это. Вет­ров кричит, чтобы я и Соколов  быстро спустились вниз – необходимо облегчить  корму.

В каюте хаос. С каж­дой новой волной порции воды через неплотности сдвижного люка потоком льются внутрь. Радио­станция залита. По телу растекается неприятная слабость, дрожат руки. Через раковину мойки помпой откачиваю воду. В открывшемся на мгно­вение люке появляется голова Струначева: «Быс­тро вяжите концы, будем стравливать за корму». Связываем, подаем наверх. Вытравливаем мет­ров 200 - 300, скорость яхты замедляется, она устойчивей держится на курсе. Так и просидел в «непромоканце», не сом­кнув глаз до следующей своей вахты.

К утру все успокоилось. Когда в 8 часов сдавали вахту, ветер не превышал 15 м/сек.

А в 9:00 лишились пера руля. Штормом расшатало креп­ление пятки скега, и перо вместе с осью канули в океанскую пучину. Через гельмпортовую трубу внутрь яхты поступает вода. Разгрузив ахтерпик, устранили течь. Как хорошо, что это случи­лось не ночью! Однако ситуация критическая. «Тарпон» в 200-х милях к западу от северной око­нечности острова Ванкувер, до Датч-Харбора, куда дер­жим путь, 1000 миль.

Решаем следовать в ближайший порт для ре­монта. Таковым оказы­вается канадский Порт-Харди на Ванкувере. Ветров и Федоренко при­ступают к изготовлению аварийного рулевого уп­равления. В ход идут об­резки фанеры, спинакер–гик, аутригер, кото­рым  мы ставили на «ба­бочку» геную на полных курсах. Отныне вахта не на румпеле, а на «веревках», которые проведены в кокпит, через блоки на концах спинакер-гика, за­крепленного поперек ях­ты. Под краспицей разви­вается флаг «дельта», означающий по междуна­родному своду сигналов «Я управляюсь с трудом, держитесь в стороне от меня». Но читать наш сигнал некому, океан пустынен. Погода, слов­но извиняясь за причинен­ные неприятности, благо­приятствует   плаванию.

Через двое суток, рано утрам, швартуемся у борта рыбоприемной шху­ны в  Порт-Харди.  Милая представительница имми­грационной службы, пред­варительно справившись, нет ли у нас оружия и наркотиков, ставит в пас­портах штампы. «Прият­но провести время в Ка­наде, ребята!». И все. Быстро и, главное, бесплат­но. Но тут выясняется, что в Порт-Харди нет возможности поднять ях­ту на слип. Рекомендуют перейти на 25 миль юж­нее, в местечко Сантула, что  на  острове Малколм. Не теряя времени, восполь­зовались советом. Через несколько часов выбира­ем место для швартовки на причалах Сантулы. Разведываем обстановку. В деревушке несколько подъемников для малых судов. Все они сейчас свободны. Но сегодня суббота, а в понедельник национальный праздник Канады – День незави­симости, так что три дня для ремонта потеряны.

Знакомимся с дерев­ней. Основали Сантулу финские переселенцы. Основное занятие жите­лей – рыбная ловля. Имеется несколько мел­ких судоремонтных ма­стерских. На одной из таких верфей и догова­риваемся о ремонте. На предприятии всего трое  работников: хозяин мис­тер Таркенен, его дочь и наемный рабочий Джон. Наконец во вторник ях­та на берегу. Все работы поручаются Джону, хо­зяин уехал на рыбалку. Три дня Джон ходит во­круг да около, примеряясь, с чего бы начать. Перо руля для легких су­дов ранее ему делать не приходилось. Мы все нервничаем. Видя такое дело, Ветров решает взять инициативу в свои руки. Работа закипела. Джон на подхвате у Вет­рова, Тарасова, Федоренко.

В свободное от работы время путешествуем по острову, ходим в гости. В приглашающих недо­статка нет. В один из дней произошел забав­ный случай.   Пригласили нас в один из домов, в сауну. Мы ее сами про­топили, сидим, млеем. Из парной в предбанник-раздевалку окошко, Вдруг видим, заходит хозяйка, доволь­но молодая особа, начинает раздеваться. Юра забеспокоился: «Она, наверно, не знает, что мы здесь».

Среди экипажа нервный смешок: «Там от мужских трусов ступить негде».

Тут открывается дверь, входит девушка, в чем мать родила, и подсажи­вается к нам на полок. Мужчины в полном смя­тении. Минут через пять пришли в себя и даже завязали светскую бесе­ду. После сауны – купание в холодных водах пролива и роскош­ный ужин у костра. Уз­нав, что Олег музыкант, хозяева раздобыли ему трубу, и долго еще над ночным островом разли­вались  русские  мелодии.

Мы уже знаем, во что обойдется ремонт, у нас нет и половины необходимой суммы. Поиском валюты занят Жилайтис. Он с кем-то связывается по факсу, куда-то звонит. Однако все безрезультат­но. Огромную помощь нам оказывает Н.Голи­цын, старший сын князя Голицына, покинувшего Россию во время революции. Никогда бы не по­думал, что встретим жи­вую историю нашей стра­ны в столь глухой дере­вушке.  Деду за 70, од­нако, он еще очень бод­рый, много времени зани­мается общественной ра­ботой. Наконец, не   без помощи Голицына и на­ших друзей в Датч-Харборе, находим недостающую валюту у «Аламара». Ремонт стоил нам 1700 долларов и это притом, что вся работа была сделана своими руками.

Проведя на Малколме полторы недели, поздней ночью, 10 сентября, покидаем Сантулу. Вспоми­наю про свой сон. Рас­сказываю ребятам: «Вот, мол, думал, что сон в ру­ку, однако, нет, все нор­мально, идем домой».

В заливе Королевы Шарлотты вода буквально кипит от дельфинов. Их сотни. Почти 4 часа идам в этой «дельфиньей ухе».

И снова вокруг без­брежный океан. Титов балует нас оладьями. Уп­летаем их, кто – со сгу­щенкой, кто – с вареньем, запиваем  крепким  чаем.

 Оверкиль ( переворот)

 17 сентября барограф начинает стремительно падать. Бакштаг левого галса позволяет идти по генеральному курсу, но также неумолимо ведет нас прямо в центр цик­лона. Ночью началось. К утру ветер 40 м/сек. Мы уже знаем, что это такое. Связанные концы вытя­гиваются за кормой. Ура­ган длится весь день. За­тем еще в течение полу­тора суток дует со ско­ростью 35 м/сек. Давно уже дрейфуем по воле ветра и волн. О продви­жении по курсу пока и не думаем. Небрежность в связывании концов обер­нулась почти полной их потерей. Да, дома таких «веревок» днем с огнем не сыщешь – амери­канский  презент. Претен­зии предъявлены мне и Титову – узел, который раздался, завязывал  кто-то из нас. Проглатываем «пилюлю», хотя каждый в душе уверен, что вино­ват не он.

Когда ветер стихает до 20 м/сек., ставим штор­мовой стаксель и зариф­ленный грот и в крутой бейдевинд начинаем вы­бираться на норд-норд-вест. Скорость – не более 3 узлов. Яхту то и дело сбивают с курса огром­ные волны. Постепенно океан успокаивается. Beтер снова попутный, от­личная скорость, и мыс­ленно уже прикидываем дату возможного прибы­тия в Датч-Харбор. До него остается чуть более 300 миль, но 21 числа барограф опять чертит вниз отвесную линию.

Вновь в снастях свис­тит ветер. Под голым рангоутам пытаемся про­двигаться по курсу, при этом идем почти поперек волны. Я был на верхней палубе один, когда на пе­реднем склоне волны, об­рушивающийся гребень положил яхту мачтой на воду. Все произошло так мгновенно, что я не ус­пел среагировать рулем. Крен получился более 90 градусов. Страховка удер­жала меня в кокпите.

В каюте бедлам. Содер­жимое камбузных ящиков размазано по противопо­ложному борту. Продви­гаться данным курсом больше невозможно. При­меняем испытанную практику: связываем остатки концов и травим их с транца. Анемометр за­шкаливает за   отметкой 40 м/сек. Господи, сколь­ко же можно, чем мы те­бя прогневали? Нас несет мимо островов Чирикова. Полагаем укрыться за ними. Но при попытке изменить курс, завали­вает яхту более чем на 90 градусов вахта Ветро­ва. Впереди по курсу, в нескольких часах хода, группа скал, выступаю­щих на поверхность. Нас несет прямо на них. Не­обходимо изменить курс хотя бы на 5 градусов. Ветрова и Струначева на­верху сменяют Тарасов и Федоренко.

Забравшись с головой в спальный мешок, пыта­юсь в форпике отдох­нуть перед очередной вах­той. Страшной силы удар сотрясает яхту. Меня с размаху бросает на под­волок( потолок). Ватный спальник спасает от неминуемой трав­мы. Взору предстает удручающая картина. По­до мной уже нет коечно­го настила, бимсы, под­держивающие его, слома­ны. Я сижу среди груды продуктов, парусов и личных вещей. Посреди каюты, стоит Струначев, глаз у него залит кро­вью.

Из своего «гроба» по­дает голос Зигмас: «Ре­бята, перевяжите». У не­го пробита голова в об­ласти височной кости. «Где Юра? Его нигде нет», – вопрошает Вик­тор, держась за бок. Впо­следствии окажется, что у него сломано ребро. «Что Юра, он в яхте был, как там верхняя вахта?» Ветров выгляды­вает в люк: «На месте». Как гора с плеч свалилась.

Соколов оказывается погребенным под вещами. В момент переворота (а именно это с нами и про­изошло, только яхта вер­нулась на ровный киль через тот же борт, через который переворачива­лась) он лежал на ниж­ней  койке, привязавшись к стойке, поддерживаю­щей верхнюю. Пайолы вылетели, следом поле­тели уложенные под ни­ми продукты. Затем вы­ломалась стойка, к кото­рой привязан Юра. На­зад все возвращается в обратном порядке: Соко­лов, на него консервы, затем пайолы, сверху ос­тальное барахло, послетавшее со всех коек.

Когда яхта стала в ис­ходное положение, имею­щаяся в трюме вода ус­тремилась по борту вниз. Услышав журчанье, боц­ман кричит: «Вода в лодке». В свою очередь Ветров орет: «Искать пробоину». К счастью, пробоин нет. Но разру­шения ввергают в уны­ние. Правда, окончатель­но картина выяснится позже. Сейчас глубокая ночь. Время переворота зафиксировано точно. Судовые часы остановились в 0 часов 33 минуты 22 сентября.

День не приносит об­легчения. Волны более 10 метров, ветер за 35 м/сек. Каким-то чудом скалы все-таки остают­ся справа. На руле си­дим спиной к носу, гля­дя на догоняющие яхту волны, это позволяет из­бегать обрушивающихся гребней.

Появляется новая опас­ность. Если направление и скорость ветра не изменятся, то ночью нас может выбросить на бе­реговые скалы полуост­рова Аляска. Рассуждая об этом вслух, подаю мысль об использовании аварийного буя. В ответ тишина. Через некоторое время повторяю свою мысль. Первым не вы­держал старпом. Он взрывается: «Да что ты заладил: «Буй, буй. Замол­чи!». Больше про буй не заикаюсь.

Атмосфера в яхте гне­тущая. Господи, помоги нам! Никто не знает ни одной молитвы, а то бы молились. Как потом признается  один из  членов экипажа, он мыслен­но уже попрощался с родными. Видит Бог, мы все были близки к этому. Все-таки и в этот раз судьба была благосклон­на к нам. Изменившийся ветер позволил укрыться в бухте Чигник и ошвартоваться у причала одно­именного рыбозавода.

Все понимаем, что в Петропавловск самостоя­тельно уже не дойти. Администрация завода от­неслась к нам с участием.  Поселили в общежи­тии для сезонных рабо­чих, бесплатно кормят в столовой, оказали необ­ходимую медицинскую по­мощь пострадавшим, пре­доставили все необходи­мое для ремонта. На ях­те оторван фальшборт по правому борту, по лево­му – выгнуты стойки леерного ограждения, по­дорвана рубка в месте сочленения с палубой. Всего дефектная ведо­мость насчитывает 28 по­зиций.

С ремонтом управляем­ся за 3 дня. Под крики провожающих 26-го вече­ром отходим от причала. Через несколько минут выясняется, что Юра за­был сдать ключи от об­щежития. Возвращаемся. Нехорошая примета. Прощай, Чигник! Навряд ли мы когда-нибудь попадем сюда снова.

До Датч-Харбора чет­веро суток хода. Ровно столько же нам отпуще­но до очередного цикло­на. И он таки достал нас за 6 часов до подхода. Ветер стал усиливаться за проливом Унимак, а на траверзе Акутана сви­стел уже 36   м/сек. Последние мили перед Датч-Харбором прошли в упор­ной лавировке. Уже в Капитанском заливе с ог­лушительным хлопком вырвало галсовый угол у подаренного стакселя. Но мы почти у цели. 30 сен­тября в 23.00 швартуем­ся на том же месте, ко­торое покинули 72 дня назад.

Из яхт-клуба пришла радиограмма, запрещаю­щая переход в Петропав­ловск своим   ходом.  Начинаются томительные дни ожидания оказии для возвращения домой. Сталкиваемся за это время с черствостью и бездуши­ем наших «родных» со­ветских чиновничьих кру­гов. Положение усугуб­лено отсутствием валюты. Некоторое разнообразие в ситуацию вносит прибытие в Датч-Харбор многочисленной  делегации из Петропавловска-Камчатского, возглавляемой председателем горсовета А.Б. Вакариным. В составе делегации – ансамбль «Мэнго». Артистов селят в то же общежитие, где проживаем мы. Знакомимся со всеми.

 Через 23 дня прохо­дящий сухогруз «Пестово» забирает 6 членов экипажа «Тарпона» во Владивосток. В Петро­павловск попадаем 9 ноя­бря. Старпом, боцман и наш верный «Тарпон» придут домой только в последних числах ноября. В родной порт их доста­вит траулер «XXVII съезд КПСС».

Так закончилась эта эпопея. За 59 ходовых суток пройдено 6,5 тыся­чи миль или более

12-ти ты­сяч  километров.

Черт побери, все-таки не так просто уйти от судьбы. Как ни крути, а сон оказался пророчес­ким! До конца это плава­ние мы не довели. Жаль. Хотя, если честно, в тот момент мне этого уже и не хотелось.

Когда сегодня меня спрашивают: «Ну что, наверное, до конца жизни наплавался?». Я отвечаю: «С нетерпением жду то­го дня, когда снова сту­плю на борт яхты, и на­полненные ветром паруса понесут за убегающий горизонт».

 Этот очерк был написан в 1992 году. На такой высокой ноте закончил я тогда  повествование, но как оказалось, не слукавил. Так и носит меня периодически по разным водам до сих пор.