БЕЛАЯ СМЕРТЬ

18 Апреля 2023

К смерти ребенка привела ошибка врачей?

В ночь с 10 на 11 апреля в Камчатской краевой детской больнице умерла трехлетняя девочка из Вилючинска. Малышка поступила в эту больницу 9 апреля, в воскресенье, с подозрением на аппендицит. Девочку, которую в силу её возраста сопровождала мама, оставили на стационарное лечение. Два дня медики говорили обеспокоенной маме, что держат ситуацию под контролем, повода для беспокойства нет, и ей не стоит так сильно переживать. А ночью ребенок умер. Родители девочки, Антон и Анна (имена изменены – Прим. ред.), которые рассказали «Вестям» о своем горе, уверены, что их дочь убила халатность и равнодушие врачей.

Следственный отдел по городу Петропавловску-Камчатскому возбудил уголовное дело по части 2 статьи 109 Уголовного кодекса РФ (причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей). Расследование контролирует краевая прокуратура. Росздравнадзор по Камчатскому краю заявил, что будет проведена проверка. 12 апреля весть о трагедии в Камчатской детской больнице облетела все краевые и центральные СМИ, вызвав поток гневных читательских комментариев в адрес медиков.

13 апреля, когда ситуация накалилась до предела, наконец-то «разомкнул уста» региональный Минздрав. В опубликованном на его официальном сайте заявлении нет ни слова сочувствия родителям, потерявшим ребенка в стенах больницы. Судя по содержанию этого опуса, чиновников Минздрава больше всего взволновал общественный резонанс, нарушивший их покой. Ниже приводим министерский пресс-релиз без орфографических и стилистических правок.

«В социальных сетях распространяется непроверенная, а зачастую и ложная информация о причинах смерти трехлетнего ребенка. В связи с тем, что причина смерти на данный момент не установлена, следственные действия не завершены, утверждения о наличии вины в действиях персонала считаем преждевременными», – сказала Оксана Захарова (заместитель главного врача по лечебной работе Камчатской детской краевой больницы. – Прим. ред.)

Она сообщила, что ребенок в сопровождении матери поступил в больницу 9 апреля с жалобами на повышение температуры, боли в животе, девочка была госпитализирована в хирургическое отделение с подозрением на острый аппендицит, было проведено обследование в соответствии со стандартами оказания медицинской помощи.

«Проводилось симптоматическое лечение, состояние ребенка сохранялось средней степени тяжести, врачи контролировали жизненные показатели, которые оставались в норме. 10 апреля у ребенка произошло внезапное нарушение сердечно-сосудистой системы, девочка немедленно была доставлена в отделение реанимации и интенсивной терапии, где были проведены необходимые реанимационные мероприятия. Несмотря на оказание реанимационной помощи в условиях специализированного отделения, восстановить жизнедеятельность, к сожалению, не удалось», – добавила заместитель главврача.

Истинные причины смерти ребенка установит следствие. Достоверная информация будет размещена только на страницах официальных ведомств».

Версия Минздрава, ссылающегося на заместителя главного врача детской краевой больницы, мягко говоря, не совпадает с тем, о чем рассказали «Вестям» родители, потерявшие своего ребенка. Время, проведенное в больнице, по словам мамы, отпечаталось в её памяти навсегда.

Сначала казалось, ничто не предвещало беды. У Виты (имя изменено. – Прим. ред.) повысилась температура, ни кашля, ни насморка не было. Однако когда малышка пожаловалась, что у неё заболел животик, мама сразу же вызвала «скорую». Приехавший врач осмотрел девочку, сказал, что чуть покраснело горло, может быть, вирусное. И предложил поехать в Вилючинскую больницу. Там врач Дорохов осмотрел ребенка, пощупал ей живот и сказал, что есть подозрение на аппендицит. Он направил девочку в краевую детскую больницу, объяснив маме, что там больше возможностей для постановки правильного диагноза. Родители решили везти дочку в больницу на своей машине. Сейчас Анна со слезами на глазах вспоминает, что по дороге она даже радовалась, что их малышку будут лечить в краевой больнице, где, конечно же, оборудования больше, а врачи «квалифицированные, лучшие» (дословно).

В приемный покой семья прибыла приблизительно в половине восьмого вечера. Дежуривший медработник пояснил, что с их показаниями надо будет дождаться хирурга, который сейчас на операции. Потом пришла педиатр (родители не запомнили её имени), осмотрела ребенка, помяла ей живот и сказала, что не видит ничего критичного, только покраснение горла, и еще усиленное сердцебиение, что обычно при повышенной температуре. Она объяснила, что надо сдать анализ крови, и ушла. После того, как анализ сдали, снова потянулось ожидание. Родителям объяснили, что дочке нельзя давать ни пить, ни есть. Наконец в 22 часа их пригласили к хирургу. Это была врач Анастасия Лелло. К тому времени были готовы результаты анализа, Анна отдала их врачу. Хирург провела ребенку пальпацию живота, и сказала, что ничего экстренного не видит. Она объяснила, что надо пройти оформление в стационар, завтра девочке сделают УЗИ.

«В половине одиннадцатого вечера мы были уже в палате, и нам дали градусник. Я измерила температуру, и увидела, что она поднялась до 39 градусов. Я испугалась и побежала к медсестрам, дежурившим на этаже, спросила, что делать. Мне дали кусок льда, положить на лоб малышке, и объяснили, что если температура не снизится, дадут жаропонижающее. Пить по-прежнему не разрешали, и я смачивала дочке губы водой, которую захватила из дома», – вспоминает Анна. Лед не помог, девочке за ночь пришлось дважды давать жаропонижающий сироп. Она ненадолго засыпала, потом мучения начинались снова. В пять утра заглянула медсестра, она спросила, собран ли анализ мочи. «Как я могу это сделать, вы же не разрешили ей пить», – ответила мама. Медсестра сказала, что ничего страшного нет, соберете, когда сможете, и вышла. Наконец в начале девятого в палату пришли четыре врача. «Я запомню их фамилии навсегда. Это были принимавшая нас врач Лелло, Акатьев Андрей, Кибальник Дмитрий, дежуривший в ночь, когда доченьки не стало, и Клименко Александр. Они посмотрели на ребенка, но осматривал один Кибальник. Он помял ей животик, сказал, что не видит ничего хирургического, и они ушли», – рассказала мама девочки.

Затем в палату пришла медсестра, объяснила, что надо сдать кровь на анализ и пройти УЗИ. К тому времени Вита совсем ослабла. Анна несла её к узисту на руках. «Когда дочке водили аппаратом по животику, я видела, что она страдает, и узист говорила: «Потерпи, моя крошка, я знаю, тебе больно». Тогда я спросила её: «Значит, есть чему болеть?» Узист ответила: «Да». И добавила, что мне всё скажет лечащий врач. И мы отправились в палату, ждать, когда же он придет. Я не находила себе места, и выглянула в коридор. А тут как раз Акатьев мимо идет. Я спросила, он с нами будет говорить, или кто другой, он ответил, что он, но попозже. Я еще успела спросить можно ли дать дочке попить, а он говорит, конечно, можно. Она, бедненькая, хоть после этого попила у меня хорошо», – продолжила печальное повествование Анна. Она сказала нам, что помнит все события так, будто они происходили вчера.

Врач Акатьев пришел в палату ближе к двенадцати. Он еще раз повторил взволнованной маме, что «ничего нет хирургического», а, судя по анализам, есть инфекция, вирусная или же бактериологическая. «Будем наблюдать», – сказал он и добавил, что девочке поставят капельницу.

«Медсестра сказала, что будут капать глюкозу и натрия хлорид. И вот лежит Виточка у меня, а у неё уже ручки начали холодеть. Тут она стала просить позвать её маму. Я говорю, доченька, это же я! А она отталкивает меня и опять за свое. Понимаете, она перестала меня узнавать! Я бегом к медсестрам, а они говорят, так у ребенка же температура, что вы хотите? Так бывает. И я им поверила! Потом снова педиатр приходила, уже другая, тоже осматривала, распорядилась на всякий случай сделать рентген.

Потом второй раз пришел Акатьев. К Виточке не подходил, зачем-то вызвал меня в коридор, повторил, что ничего хирургического нет, идет интоксикация организма, и снова будут ставить капельницу и наблюдать. Я понесла её на рентген, она уже и головку плохо держала, а мне говорят, что всё в норме! Но ведь они медики, а не я, и я всё делаю, как мне сказали. А когда вернулись в палату, медсестра обратила внимание, что у Виточки будто живот стал больше. Пришел к нам Кибальник, снова пропальпировал ей животик, сказал, что всё нормально, и ушел.

И опять капельница капает, а ручки и ножки у дочки все холодеют, и тут педиатр пришла. Я говорю ей об этом, а она отвечает: «Ну, укутайте её кофточкой». И тут второй раз, уже при ней, доченька перестала меня узнавать. Смотрит на меня и маму зовет. Я спрашиваю врача: «Разве это нормально, по-вашему?» А она отвечает: «Да, при высокой температуре бывает такое, ничего страшного». Так температура-то уже не повышалась больше, она 38 максимум…

Я хоть не медик, а понимаю, что-то идет не так, к медсестрам сходила. Они успокаивают, говорят, что всё нормально, потом, смотрю, одна всё-таки со шприцем идет. Сказала, что это папаверин. Ну, думаю, хоть немного моей крошке полегче будет…

А сама понять не могу, раз ничего, как они говорят, хирургического, нет, то почему нас в другое отделение не переводят? Ведь ей всё хуже, а они хором твердят, что ничего страшного, всё нормально!» – вспоминает мама.

Потом, по её словам, малышку затошнило, пришел врач Кибальник, посмотрел и вышел. Приходили несколько раз медсестры, измеряли пульс. Потом мама увидела, что у ребенка цвет губ стал синюшный, сказала об этом врачу. Ответ её поразил. «Она у вас блондинка, у неё сосуды близко расположены», – сказал врач. Он пояснил ошарашенной женщине, что они делают всё, что требуется: измеряют температуру, пульс, ставят капельницы. И добавил, что у него целое отделение детей. Когда Анна стала говорить ему, что ведь у неё девочка тяжелая, врач, по её словам, ответил: «А с чего вы это взяли? Успокойтесь, всё нормально».

Тут Виту затошнило снова, уже сильнее. Анна закричала: «Ну помогите же ей!», и кинулась в коридорчик, где стоял врач. Дальше события развивались стремительно. Вот как запомнила их мама ребенка:

«И тут я вижу, что в палату заходит медсестра со шприцем и кричит: «Мамочка, а она у вас так лежала?» Я бросила этого врача, забегаю в палату, а Виточка уже не дышит. Я закричала, и тут только этот врач подскочил, стал делать ей массаж сердца, а мне говорит: «Выйдите отсюда, найдите мне медсестру». Я заметалась, найти её не могу, и тут врач хватает мою дочь на руки и бежит с ней, как я теперь, понимаю, в реанимацию. И то, что пишут теперь, будто умерла она в реанимации, так это неправда, Виточка перестала дышать еще в этой палате».

Анна помнит, что позвонила мужу, и он приехал из Вилючинска. Потом родители сорок минут ждали в приемном покое, всё еще надеясь на чудо. Но оно не произошло. Реаниматолог сказал родителям, что, к сожалению, их дочь не удалось спасти. Она умерла от остановки сердца из-за интоксикации организма. Когда первый взрыв отчаяния прошел, Анна стала говорить, что руки у дочери похолодели уже давно, а узнавать её она первый раз перестала еще в четыре часа дня, и еще целых семь часов можно было её спасать! На что реаниматолог ответил: «Но я не могу отвечать за действия других врачей». И добавил, что если бы девочку принесли немного пораньше, он, возможно, мог бы еще что-то для неё сделать.

«Я всё вспоминаю эти дни, и не могу понять: почему медики меня не услышали, и только хором повторяли, что всё нормально? Ведь я, когда Виточка была еще жива, говорила этому врачу Кибальнику, что если, по их же словам, у неё интоксикация организма, почему не назначат антибиотики? А он отвечал мне, что как можно их назначить, если не собран анализ мочи… А ведь я и ему, и всем повторяла сколько раз, что она не может писать, ведь ей так долго не разрешали пить! Вот сейчас мне многие говорят, что они могли бы взять анализ катетером, а я откуда это знала, я же не врач. И всё вспоминаю, сколько времени упустили, и корю себя, что мало требовала, что верила им», – заканчивает свой печальный рассказ Анна, и говорит, что не перестает об этом думать.

Теперь родители дают показания следствию и надеются, что виновные в смерти их ребенка понесут заслуженное наказание. Они объяснили, что решили не молчать, а привлечь к этой истории пристальное внимание журналистов, так как надеются, что проверку в этом случае проведут тщательнее. А главное, другие люди узнают об их печальном опыте, и если, не дай бог, попадут с детьми в эту больницу, то будут не так доверчивы. «Мы с мужем убеждены, что потеряли дочь из-за того, что врачи детской краевой больницы не оказали должным образом ей помощь. И мы хотим, чтобы то, что произошло в нашей семье, стало уроком для остальных – пускай знают все, и не верят успокоительным словам, а стучат во все двери», – сказала нам мама Виты.

Когда в 2014 году летом в роддомах Камчатки было зафиксировано восемь смертей новорожденных, министр здравоохранения Камчатского края Татьяна Лемешко тоже убеждала родителей, что ничего страшного не происходит, и процент детской смертности на Камчатке не выше, чем по России. Она не считала действия врачей неправильными и в тех случаях, когда младенцы были травмированы при родах. Дети оставались жить, но оставались калеками на всю жизнь, а семьи нередко рушились. Министр объясняла травмирование детей тем, что никто не застрахован от ошибок. Мы писали тогда и повторим сейчас: ошибка сантехника не равнозначна ошибке врача. Нельзя быть врачами-троечниками.

Вспоминается случай, когда в 2012 году в Петропавловске умер ведущий танцор краевого театра драмы и комедии Александр Прасол. Его доставили с высокой температурой в городскую больницу № 2, он бредил. Как выяснилось впоследствии, у него была двусторонняя пневмония. Медики же поставили ему ошибочный диагноз: гепатит и белая горячка, спихнули в наркологию, где Александр и умер от пневмонии. Врачи не понесли никакого наказания.

Если говорить о медицинских экспертизах, то те из них, которые проводятся на Камчатке, как правило, не выявляют в действиях местных врачей никаких огрехов. А вот повторные, что проводятся в других регионах страны, устанавливают вину камчатских медиков. Мы уверены, что экспертиза, которую проведут на Камчатке по факту смерти Виты, тоже не найдет никаких ошибок в действиях медицинских работников.

Наша газета не раз говорила, что камчатская медицина хронически больна и находится в критическом состоянии. И это касается не только профессионализма врачей, но и их мироощущения.

Вернемся к нашему случаю с малышкой из Вилючинска. Во-первых, не дай бог, чтобы кто-либо из ваших близких заболел в выходные дни. Потому что вызвать нужных врачей для проведения консультации будет весьма проблематично. Во-вторых, всё время, пока девочка умирала на глазах врачей, маму успокаивали двумя словами: «Всё нормально». Даже последнему дураку от медицины должно быть понятно, что если температура у пациента высокая и её не удается сбить, значит, в его организме не всё нормально. В-третьих, если один врач утверждает, что давать пить больному нельзя, а другой говорит, что можно, то как минимум эти врачи не советовались друг с другом (иногда это называется консилиумом). И они имеют весьма смутные представления о симптоматике заболевания пациента. Почему УЗИ не провели сразу, в момент поступления девочки в больницу? Наконец, проводя пальпацию, врачи не могли не заметить, что живот ребенка вздулся, а прикосновения причиняют боль. И это медики посчитали нормальным?! Если же капельница поставлена, а ребенок не писает, то это ненормально! Любому человеку, получившему диплом о медицинском образовании и надевшему белый халат, сие должно быть понятно. Если же непонятно, значит, такому медработнику пора срочно менять профессию.

Исходя из богатого опыта, накопленного нашей газетой, много раз печатавшей материалы об ошибках камчатских врачей, мы можем предположить, чем всё закончится. Скорее всего, медицинскую экспертизу проведут за пределами Камчатского края. В действиях, а скорее, бездействии, местных медиков найдут огрехи, которые и привели к летальному исходу. Врачи, виновные в смерти ребенка, не получат реальных сроков заключения, максимум, что им угрожает – условное наказание. Родители будут вынуждены обратиться в суд с иском о взыскании морального вреда. Больницу обяжут выплатить им компенсацию в размере, не превышающем трех миллионов рублей, такова устоявшаяся практика.

Печально в этой истории еще и то, что бездари в белых халатах циничны и не способны к состраданию. Наиболее ярко иллюстрирует состояние камчатской медицины ответ на вопрос, который мы задали в заключение беседы маме Виты. Мы спросили её, выразил ли кто-либо из врачей, руководства краевой детской больницы либо из представителей местного Минздрава соболезнования их семье. На что мама девочки ответила: «Нет. А что, разве так бывает?» Комментарии, как говорится, излишни.

Соб. инф.

Коллектив «Вестей» приносит глубокие соболезнования родным девочки.