19 Декабря 2023
Оба деда Антона Павловича Чехова – по отцу и по матери – были крепостными крестьянами, выкупившимися на волю еще до реформы 1861 года. Отец писателя уже был купцом второй гильдии и владел бакалейной лавкой в Таганроге. Обанкротившись, в 1876 году он бежал от долговой тюрьмы в Москву, где учились два его старших сына (вообще в семье было шестеро детей: Александр, Николай, Антон, Иван, Мария, Михаил). Антон остался в Таганроге, чтобы окончить гимназию, а потом присоединился к семье в Москве.
Несмотря на религиозный фанатизм отца и аскетическое воспитание, Антон со школьных лет увлекался театром и литературой. Его брат Михаил вспоминал: «А. П., будучи … гимназистом пятого класса, спал под кущей посаженного им дикого винограда и называл себя «Иовом под смоковницей». Под ней же он писал тогда стихи…»
В Москву Антон Чехов приехал с рукописью драмы (не увидевшей света), но поступил на медицинский факультет Московского университета. Тогда же, по примеру старшего брата Александра, начал печатать в мелких юмористических журналах Москвы и Петербурга – «Стрекоза», «Будильник», «Зритель» и др. – юморески, пародии, юмористические миниатюры под псевдонимами «Антоша Чехонте», «Человек без селезенки» и др. Существует предание о чуде (почти как у каждого писателя) его первого дебюта в печати: во время острого безденежья, чтобы отметить именины матери, Антон Павлович в один присест написал рассказ «Письмо к ученому соседу», отослал в петербургский ежемесячник «Стрекоза» и на полученный гонорар устроил семейный праздник. Вряд ли это чудо случилось бы, не будь юношеских стихов «под смоковницей». За счет литературных заработков Чехова семья главным образом и держалась на первых порах в Москве.
Скоро Чехов вырабатывает свой стиль короткого рассказа, уже выходящий за рамки чистой юмористики. В 1885 году Антон Павлович побывал Петербурге, где произошли очень важные для его творческой жизни встречи: он познакомился с Д. В. Григоровичем (первый, кто оценил «Бедных людей» Достоевского) и А. С. Сувориным. Через несколько месяцев от Григоровича, прочитавшего рассказ Чехова «Егерь», пришло письмо: «У Вас настоящий талант – талант, выдвигающий Вас далеко из круга литераторов нового поколения». О том, какое оно произвело впечатление на молодого писателя, говорит восторженный тон его ответа (вообще-то не свойственный Чехову): «Ваше письмо, мой добрый, горячо любимый благовеститель, поразило меня, как молния… Как Вы приласкали мою молодость, так пусть Бог успокоит Вашу старость… У меня в Москве сотни знакомых, между ними десятка два пишущих, и я не могу припомнить ни одного, который читал бы меня или видел во мне художника».
Наряду с литературной работой Чехов ведет медицинскую практику. Служит врачом в Воскресенске (ныне Истра), в Звенигороде. Врачебная деятельность обогатила жизненный опыт писателя, обострила его наблюдательность. К началу 1890-х годов он опубликовал уже немало замечательных рассказов, привлекших всеобщее внимание. Его талант заметили и другие писатели старшего поколения (А. Н. Плещеев, Н. С. Лесков, позднее Л. Н. Толстой).
Зрелые его произведения – «Степь», «Огни», «Припадок», «Дуэль», «Три года», «Дом с мезонином», «Скучная история», «Скрипка Ротшильда» – отмечены глубокой психологичностью и мягким чеховским лиризмом. В таких произведениях, как «Человек в футляре» и «Палата № 6», критика тех лет увидела символику политической реакции и застоя 1880-х годов. Думается, меньше всего писатель ставил себе такую задачу.
Вообще Чехов как художник лишен пафоса. В творчестве он «убивающе» правдив, как врач, сообщающий пациенту о летальном исходе. Не менее правдив он и в отношении себя как писателя – вот фрагмент из его письма к Алексею Суворину (в ответ на упреки в отсутствии у него «большой идеи»): «Вспомните, что писатели, которых мы называем вечными или даже просто хорошими и которые пьянят нас, имеют один общий и весьма важный признак: они куда-то идут и вас зовут туда же, и вы чувствуете… что у них есть цель. У одних, смотря по калибру, цели ближайшие – крепостное право, освобождение родины, политика, красота или просто водка, как у Д. Давыдова; у других – цели отдаленные – Бог, загробная жизнь, счастье человечества и т. п. …вы, кроме жизни, какая есть, чувствуете еще ту жизнь, какая должна быть, и это пленяет вас. А мы? Мы! Мы пишем жизнь такою, как она есть, а дальше ни тпру, ни ну… У нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и в нашей душе хоть шаром покати. Политики у нас нет, в революцию мы не верим, Бога нет… Я не брошусь, как Гаршин, в пролет лестницы, но и не стану обольщать себя надеждами на лучшее будущее. Не я виноват в своей болезни, и не мне лечить себя…»
Как человек, которому не свойственны «возвышающие обманы», он избегал и категоричных обобщений. Так, к примеру, по поводу рассуждений Дмитрия Мережковского о безвременье и «нервном веке» он писал тому же Суворину в 1891 году: «Никакого нет нервного века. Как жили люди, так и теперь живут, и ничем теперешние нервы не хуже нервов Авраама, Исаака и Иакова». По его мнению, увеличилось не число нервных болезней, а число врачей, наблюдающих эти заболевания. Можно привести и другие примеры сниженного пафоса. Один знакомый пожаловался ему: «Что мне делать! Меня рефлексия заела!» Чехов ответил: «А вы поменьше водки пейте». Иронизируя над вычурными манифестами декадентов, он говорил: «Какие они декаденты! Они здоровеннейшие мужики! Их бы в арестантские роты отдать!..»
Благодаря «трезвому взгляду врача» Чехов неожиданно и смело раскрывает традиционную для русской литературы крестьянскую тему в повестях «Мужики» и «В овраге».
Типичный чеховский персонаж – обыкновенный человек, или, как мы сегодня сказали бы, среднестатистический представитель своего сословия. Объяснение привязанности к обыденному герою можно найти в одном из писем Чехова: «Никто не хочет любить в нас обыкновенных людей». Вот эту «типичность» тонко подметил Василий Розанов: «Хорош тот писатель, читая которого неловко, словно тебя оголили; я это чувствовал, читая Чехова». Дочь Толстого, Татьяна Львовна, признавалась: «В «Душечке» я так узнаю себя, что даже стыдно. Но всё-таки не так стыдно, как было стыдно узнать себя в «Ариадне».
Ко всякого рода избранничеству, мессианству Чехов относился с большой осторожностью, если не сказать – с неприязнью, что можно заметить в изображении бывшего террориста-народника из «Рассказа неизвестного человека» или зашедшегося в своих амбициях магистра Коврина из «Черного монаха».
В 1990-м году Чехов уже был знаменитейшим писателем России. К этому времени у него вышли сборники: «Сказки Мельпомены. Шесть рассказов А. Чехонте» (1884), «Пестрые рассказы» (1886), «В сумерках. Очерки и рассказы» (за этот сборник присуждена академическая Пушкинская премия), «Невинные речи» (оба – 1887), «Рассказы» (1888), «Хмурые люди» (1890), а также поставлена его пьеса «Иванов» – сначала в московском театре Ф. А. Корша (1887), затем в петербургском Александринском театре (1889).
Неожиданно Чехов отправляется в поездку на остров Сахалин. «Сенсационная новость, – сообщала газета «Новости дня» в январе 1890 года, – А. П. Чехов предпринимает путешествие по Сибири с целью изучения быта каторжников. Прием совершенно новый у нас…» Многие не понимали цели этого трудного путешествия (к тому же Антон Павлович уже знал, что у него туберкулез) и считали это прихотью избалованного славой писателя. Перед этим в «Русской мысли» Чехова обругали как «беспринципного писателя». Он послал издателю журнала В. М. Лаврову письмо (объявляя о полном разрыве их знакомства): «Беспринципным писателем, или, что одно и то же, прохвостом, я никогда не был». Возможно, и это подтолкнуло его к поездке. Чехов пробыл на острове три месяца. Книга «Остров Сахалин» была закончена в 1893-м.
Американский биограф Чехова Эрнст Симмонс высказал такую «голливудскую» догадку о сахалинском путешествии писателя: он уехал на другой край света из-за безнадежной любви к Лидии Авиловой, чтобы забыться. Вообще Чехову везет на поиски «лирической темы» в его биографии. В литературе о писателе единственной и роковой его любовью попеременно объявлялись то Лика Мизинова (много лет спустя в заграничной клинике о ней шептались: вот умирает чеховская «Чайка»), то Лидия Авилова, писательница, бравшая у Чехова первые литературные уроки и впоследствии опубликовавшая свои воспоминания и переписку с писателем. В 1939 году семидесятипятилетняя Лидия Алексеевна, завершая работу над «мемуарным романом» (вышел под названием «Чехов в моей жизни»), написала на полях своей рукописи: «Тяжело жить. Надоело жить… И я уже не живу… Но всё больше и больше люблю одиночество… И мечту. А мечта – это А. П. И в ней мы оба молоды, и мы вместе. В этой тетради я пыталась распутать очень запутанный моток шелка… любили ли мы оба? Он? Я?.. Я не могу распутать этого клубка». И мы, пожалуй, не сможем.
Женился Чехов в 1901 году на ведущей актрисе Московского художественного театра Ольге Леонардовне Книппер, найдя наконец свой тип – «устремленную женщину» (когда-то он советовал «разбросанной» Лике Мизиновой заняться делом и, между прочим, писал: «…в сущности, я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое Вы укусили»). Однако женитьба трагически напоминала сюжет его рассказа «Цветы запоздалые». У Чехова открылись легочные кровотечения и жить ему оставалось совсем немного.
На последние шесть лет жизни писателя пришелся расцвет Чехова-драматурга. С 1896 по 1903 год созданы, новаторские по духу и стилю, пьесы: «Дядя Ваня», «Чайка», «Три сестры», «Вишневый сад». Драматургия Чехова стала необычайно популярной благодаря Московскому художественному театру (премьера «Чайки» в петербургском Александринском театре в 1896 году провалилась) и завоевала театральные подмостки всего мира.
Влияние прозы Чехова на русскую и всемирную литературу в XX веке огромно. Он утвердил в прозе лаконичный жанр рассказа – «Умею говорить коротко о длинных вещах» – и отвоевал для него право считаться большой литературой.
К этому надо было приучить публику, привыкшую соотносить большого писателя непременно с романом. Известны слова Чехова: «По-моему, написав рассказ, следует вычеркивать его начало и конец. Тут мы, беллетристы, больше всего врем… И короче, как можно короче надо говорить». Друзья считали, что у него надо отнимать рукописи, иначе он оставит в своем рассказе только, что они были молоды, влюбились, а потом женились и были несчастны. Чехов отвечал: «Послушайте, но ведь так же оно в существе и есть». И действительно, все любовные фабулы его лучших произведений – «Попрыгунья», «Дом с мезонином», «О любви», «Дама с собачкой» и др. – как-то удручающе безнадежны. «Женишься по любви или не по любви – результат один» Кто это сказал? Кажется, Чехов.
«Предсмертные письма Чехова – вот что внушило мне на днях действительный ночной ужас. Это больше действует, чем уход Толстого», – писал Александр Блок. Действительно, в обыденности и предначертанности этой смерти – Чехов как врач знал, что умирает, – есть что-то жуткое.
Летом 1904 года Ольга Леонардовна увезла Чехова в Баденвейлер – маленький курорт на юге Германии. Перед отъездом его навестил писатель Николай Телешов, «…то, что я увидал, – вспоминал он, – превосходило все мои ожидания, самые мрачные. На диване, обложенный подушками, не то в пальто, не то в халате с пледом на ногах, сидел тоненький, как будто маленький, человек с узкими плечами, с узким бескровным лицом – до того был худ, изнурен и неузнаваем Антон Павлович. Никогда не поверил бы, что возможно так измениться… «Завтра уезжаю. Прощайте. Еду умирать»».
В Баденвейлере Чеховым пришлось несколько раз переменить место – надрывный кашель русского больного мешал окружающим. До нас дошли слова пользовавшего его в Германии доктора: «Он был перед смертью и до последней минуты стоически спокоен, как герой. Когда я подошел к нему, он спокойно встретил меня словами: «Скоро, доктор, умру». Я велел принести новый баллон с кислородом. Чехов остановил меня: «Не надо уже больше. Прежде чем его принесут, я буду мертв».
Чехов умер в три часа ночи с 1 на 2 (14–15) июля 1904 года. Вот как описала его последние минуты Ольга Леонардовна:
«В начале ночи он проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Пришел доктор, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки: «Ich sterbe…» («Я умираю»). Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: «Давно я не пил шампанского…», покойно выпил всё до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда…
Ушел доктор, среди тишины и духоты ночи со страшным шумом выскочила пробка из недопитой бутылки шампанского…»
Антон Павлович Чехов погребен в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря».
9 удивительных фактов об Антоне Чехове, которые вам не расскажут в школе
Негритянское прошлое потомка крепостных и любителя «тарарахнуть», странные прозвища для женщин и умение предсказать свою и чужую смерть. На самом деле автор «Вишневого сада», в отличие от других изученных нами за последние недели русских классиков, оказался человеком невероятно порядочным и лишенным серьезных пороков. Нам пришлось очень постараться, чтобы собрать для вас 9 необычных фактов его биографии, да и те, за одним исключением, вряд ли тянут на по-настоящему порочные. Читаем и проникаемся уважением к Чехову!
- Его дед Егор Михайлович Чехов (фамилия, кстати, не имеет никакого отношения к национальности, а происходит от старинного имени Чех) был крепостным крестьянином воронежского помещика Черткова. Работал он не только на земле, но и на сахарном заводе, расположенном в его родном селе Ольховатка. Чертков приметил сообразительного паренька Егора еще в юном возрасте, приказал обучить грамоте и перевел на завод, едва он был достроен, в 1834 году, когда Егору Михайловичу было 35 лет. Чехов его надежды оправдал: не только довольно быстро дослужился до приказчика, но и придумал пускать отходы сахароварения на подкорм бычков. Причем не только хозяйских, но и своих, из-за чего получил возможность продавать их с большой выгодой. Вырученные деньги Егор Михайлович поначалу пускал в оборот: во время исполнения поручений своего помещика в других регионах закупался там солью и сушеной рыбой, а по возвращении продавал с наценкой. Дела шли настолько хорошо, что уже в 1841 году Чехов сумел скопить достаточно денег и выкупить у помещика всю свою семью – жену и 6 детей. После освобождения Чехов-старший отправился в Ростов, где приписался к мещанскому сословию. У отца Чехова, Павла Егоровича, уже была своя бакалейная лавка, где будущему писателю приходилось работать с ранних лет. Примечательной чертой всей семьи была честность: никто из них никогда не претендовал на большее, чем заслуживал.
Когда Антону Павловичу в 1899 году император Николай II присвоил титул потомственного дворянина, Чехов эту привилегию так и не принял. То же самое он проделал со званием почетного академика Российской академии наук.
- Он был негром, но только литературным – писал за других людей. Получал за это оплату, но сам оставался неизвестным. Занимался этим целых 5 лет. А виной всему были деньги – вернее, их отсутствие. Чехову с юных лет пришлось научиться кормить себя самому. Его отец разорился в 1876 году и распродал всё имущество, чтобы расплатиться с кредиторами, а потом сбежал в Москву вместе с женой и младшими детьми. С тех пор Антон, который тогда ещё учился в гимназии, вынужден был сам зарабатывать на жизнь. Сначала давал частные уроки дворянским детям, потом поступил на медфак в Москву и стал помогать врачам с пациентами. Первая публикация случилась на первом курсе – это был сатирический рассказ в журнале «Стрекоза». После этого он быстро подноровился тратить свой талант на простые юмористические тексты, которые часто выходили под псевдонимами. Самый знаменитый – Антоша Чехонте – знаком нам со школы, но были еще штук пятьдесят менее известных: Архип Индейкин, Шиллер Шекспирович Гёте, Акакий Тарантулов, Брат моего брата, Гайка № 6 и Гайка № 9, Человек без селезенки, Василий Спиридонов Сволачев и даже просто «Некто».
- Сладкоежка и коллекционер марок и смешных фамилий Чехов любил сладости, особенно мармелад и домашнее варенье. В детстве мама запрещала детям есть много сладкого, поэтому между собой Антон и его братья и сестра называли шкаф, где прятались вкусности, «дорогим и многоуважаемым». Привычка обращаться к бездушному хранителю сладостей таким манером осталась с писателем на всю жизнь.
Еще одним необычным увлечением Чехова было коллекционирование забавных фамилий реальных людей. Он всегда записывал самые интересные из тех, что ему удалось узнать, а потом использовал в своих произведениях. Чимша-Гималайский в «Человеке в футляре», Свинчутка, Зевуля, Трахтенбауэр и другие взяты из жизни, а рассказ «Лошадиная фамилия» наилучшим образом отражает это его хобби.
А вот к азартным играм Антон Павлович, в отличие от многих его современников, был совершенно равнодушен. Как-то во время путешествия по Европе заехал в город казино Монте-Карло и даже оставил там 900 франков, но отреагировал на это с неизменным мягким юмором – заявил, что теперь ему будет, о чём поведать внукам: «В рулетку играл и знаком с тем чувством, какое возбуждается этой игрою».
- Он с 13 лет посещал публичные дома. Процесс разорения отца длился несколько лет, и всё это время подросток Антон оставался, по сути, без особого надзора со стороны родителей. По его собственному выражению, «все тайны жизни познал в 13 лет». Продолжал пользоваться услугами женщин с пониженной социальной ответственностью и позднее, после переезда в Москву. С возрастом стал разборчивее: принялся целенаправленно соблазнять приличных дам и в одном из писем даже похвалился, что любую понравившуюся девушку может «тарарахнуть». Антон Павлович использовал женщин не только по части физики, но и пристально наблюдал за ними, чтобы потом включить подмеченные детали в свои тексты. Когда Чехов стал знаменитым драматургом, за ним начали охотиться поклонницы. Однако писатель к тому времени уже серьезно болел и не откликался на их призывы. Преследовавших его на набережных Ялты оголтелых девиц он в шутку называл «антоновками».
- Жене он тоже сочинял странные прозвища. Чехов не собирался жениться (известна его фраза: «Мне было бы скучно возиться с женой») и даже писал друзьям о каких-то своих кошмарах, связанных с узами брака. Но потом он познакомился с актрисой Ольгой Книппер, игравшей в его пьесе «Чайка», и постепенно изменил своё мнение. Переписка Чехова с супругой была очень обширной: с лета 1899 года до весны 1904 года они написали каждый примерно по 400 писем, и это только известные, подтвержденные сохранившимися документами, послания. А всё потому, что большую часть периода ухаживания и семейной жизни пара провела на расстоянии друг от друга: Антон Павлович ездил лечиться в Ялту и на заграничные курорты, а Ольга Леонардовна по-прежнему работала в Московском художественном театре. Была бы и рада мотаться везде вместе с мужем, с которым она обвенчалась в 1901 году, но он сам ей этого не позволял. Кроме обычных комплиментов и ласковых слов, Чехов в письмах награждал Ольгу эпитетами «актрисулька», «собака моя», «змея» и «балбесик мой». Впрочем, тон писем в целом был очень милым и добрым. Чего стоит только такое признание: «Не забывайте писателя, не забывайте, иначе я здесь утоплюсь или женюсь на сколопендре».
- Он слишком много шутил. Шутки были незлобными, но, кажется, могут говорить о его стремлении зашутить любую ситуацию. Любимых такс он назвал Бром Исаич и Хина Марковна. Над нежно любимой матушкой подшучивал из-за её повышенной религиозности: «Мамаша, а что, монахи кальсоны носят?» В письмах издевался даже над собой и своей смертельной болезнью: «Видите, какой я калека. Но это я тщательно скрываю и стараюсь казаться бодрым молодым человеком 28 лет, что мне удается очень часто, так как я покупаю дорогие галстуки и душусь Vera-Violetta». Близкий друг писателя, еще один классик русской литературы Иван Бунин вспоминал, что в этой веселости скрывалась невообразимая боль и трагичность. Как-то раз, когда авторы вместе гуляли по Ялте, Чехов спросил случайно замеченную в окне женщину, в курсе ли она, что на днях убили Бунина. И это при том, что «убитый» рядом давился от смеха! Только позже вечером Бунин узнал, что Чехов накануне прогулки кашлял кровью и думал о смерти.
- У него не было домашней библиотеки. Испугались? Нет, покупал и читал книг он очень много, но дома не хранил, а раздавал знакомым и жертвовал городским библиотекам. Зато свои записные книжки Антон Павлович тщательно хранил. Их у него было много, они были разбиты по темам (дневник, адресная книжка, записная книжка с рецептами для больных, заметки о садовых делах, библиографические заметки и прочее) и всегда содержались в идеальном порядке.
- Он стеснялся болеть. Чехов был скромным человеком и раскрывался только в переписке с близкими друзьями. С остальными он не любил говорить о себе, отказывался давать интервью газетам и обходился только перечислением сухих фактов из своей жизни, оправдывая это выдуманной болезнью – «автобиографофобией». Именно поэтому он долгое время скрывал от окружающих свою болезнь. Туберкулез (тогда он назывался чахоткой) мучил его около 20 лет, но Антон Павлович никогда не жаловался и просил помощи только в самых крайних случаях, когда бывал уже вконец измотан.
- Он сумел предсказать одну чужую смерть и еще одну – свою. Знаменитый режиссер Станиславский, с которым Чехов был знаком по совместной театральной работе, вспоминал, как однажды в его доме писатель заметил известного в обществе мужчину. Все вокруг всегда считали этого человека очень веселым и жизнерадостным, и только Чехова вдруг озаботило его поведение. Когда Станиславский спросил, чем же он так привлек его внимание, писатель прямым текстом сказал, что видит человека, который наверняка собирается свести счеты с жизнью. Станиславский тогда только посмеялся, а через несколько лет узнал, что тот знакомый отравился.
Летом 1904 года врачи поняли, что надежды на выздоровление Чехова уже нет. На курорт в Германию он отправился умирать, а потому позволил супруге поехать вместе с ним. В ночь с 1 на 2 июля писатель проснулся и впервые на памяти близких людей сам велел послать за доктором. Громко заявил пришедшему врачу и супруге, что умирает, потом потребовал себе бокал шампанского, спокойно выпил, тихо лег на левый бок и умер. Ему тогда было 44 года.
Источник: livelib.ru
